Мастер взял в руку стальную обойму от довольно крупного шарикоподшипника, подбросил ее на ладони и отложил в сторону. Молодой Джино без лишних слов чиркнул спичкой, вновь разжигая горелку. Удивленно покачивая головой, Кай вышел на улицу – короткий взгляд старого Карло ясно сказал ему, что заказчику здесь не место.

– Старик сейчас закончит работу, – сообщил он, вернувшись в машину, – и мы сразу же поедем: нам хотелось бы выехать из Таранто до рассвета.

– До рассвета еще далеко, – заметил Луиджи, поглядев на часы. – Ты не боишься, что вы слишком пьяны?

– Мы привыкли, – усмехнулся Кай. – Давай погрузим в грузовик бочку, а?

Скалья дернул плечами и вылез из «Форда». Через пару минут где-то за цехом зафыркал движок, и из темноты выполз древний полуторатонный «Фиат» с дребезжащим бортовым кузовом. Луиджи неуклюже развернул его задней частью к воротам и заглушил мотор.

– Вот ваша машина, – сказал он, спрыгивая на землю. – Там, в кузове, лежат доски: давайте-ка спустим их вниз…

Бочку они грузили долго. Скалья кряхтел, то и дело оскальзывался и мешал Каю, который, в принципе, мог бы справиться и без него. В кузове дергался Больт, у которого вдруг прорезался алкогольный талант на разные указания: в итоге, когда злополучная бочка все-таки оказалась в машине, Кай еле дышал от хохота, а Луиджи барахтался под разъехавшимися досками, лишенный сил подняться на ноги. Отсмеявшись, Кай забросил в кузов ящик с насосом и принялся отряхивать с себя грязь.

– Черти б тебя взяли, – сказал он Луиджи. – Ну комедия! Весь костюм уделал. Жаль, нет под рукой кинокамеры.

Прощание едва не затянулось до зари. Скалья слезно умолял друзей распить с ним еще одну бутылку вина или, еще лучше, остаться в городе до вечера, но Кай был неумолим. Быстро закинув в «Фиат» изделие маэстро Карло, он сунул Луиджи еще сотню долларов и, расцеловавшись с ним, залез в кабину грузовичка.

В половине четвертого утра маленький караван из двух автомобилей покинул наконец мастерские и после долгого петляния по темным дорогам выбрался на шоссе, которое вело на север. Прощаясь, Луиджи подробно объяснил Каю, как объехать военный пост по второстепенным дорогам, и, несмотря на свое хмельное состояние, ни разу не ошибся: следуя его указаниям, Харкаан выехал на трассу уже далеко за городом.

Посмотрев на трясущееся круглое зеркальце, что торчало на длинном рычаге слева от двери, Кай увидел сзади фары идущего следом «Форда», успокоенно вздохнул и решительно наступил на педаль акселератора. Света он не включал. Его грузовик темным привидением летел по совершенно пустому шоссе, а в урчании его мотора Каю чудились странные голоса, шепчущие что-то на непонятном языке. Он провел рукой по лбу, желая сбросить с себя усталость, и сильнее стиснул пальцами баранку.

«Только б не заснуть, – подумал он, шаря по карманам в поисках портсигара. – Ах, какой же я стал старый!»

Когда-то (совсем недавно, нет?) он мог не спать по нескольку суток, то мчась на своем истребителе сквозь бесконечность Бездны, то перемежая игры в кают-компании с бессонными ночами в жаркой постели Валерии; сегодня Кай Харкаан казался самому себе измученным и никчемным путником, пришедшим в конце концов к тому, что ожидает всех бродяг без исключения: к пониманию того, что целые десятилетия канули в колодец его души, не принеся ей ни покоя, ни счастья. Та, прежняя его жизнь, закончившись в один миг, оставила в нем твердо устоявшиеся привычки: не лгать, не преступать раз и навсегда вбитого в сознание «кодекса чести» и, самое главное, не думать. Думать было ни к чему, потому что ответы на любой вопрос были найдены задолго до него. Нравственная дилемма, вставшая перед ним благодаря бывшей возлюбленной, навсегда переломала его душу. С тех пор он метался по своим путям, не зная, что ищет и от кого бежит.

В привычном прищуре его глаз летела под колеса серая лента итальянского шоссе, которая, как ему казалось, должна была вывести его к финальному выстрелу этой охоты, а где-то в дальних закоулках его мозга нарастало глухое осознание того, что все надежды на избавление от Его Величества Страха оказались тщетными. Он страдал странным раздвоением сознания – одна половинка лорда Кая Харкаана была уверена в том, что он уже близок к тому, чтобы навсегда очистить свою душу от горечи, плескавшейся в ней последние годы, другая – мрачная и ни в чем никогда не уверенная – холодно твердила, что пройденные по земле и небу дороги были всего лишь нитями судеб, не ведущими, в сущности, никуда. Кай швырнул в окно окурок, еще раз посмотрел в зеркало и поклялся выбросить из головы все, что не касается сегодняшнего дня, и поменьше бывать в одиночестве.

Последние капли бензина закончились в паре километров от дома. В глотку прожорливого грузовика были вылиты все запасы, взятые с собой в дорогу: он проглотил несколько канистр бензина, но до финиша все-таки не дотянул. Сперва Кай думал откачать пару литров из бака «Форда», в котором что-то еще было, но потом передумал, решив подцепить «Фиат» на буксир. Когда обе машины въехали наконец во двор старинного особняка, Больт почувствовал, что его сил хватит только на то, чтобы кое-как выбраться из-за руля. Он покинул машину, тяжко уселся на ее подножку и трясущимися от изнеможения руками достал из пачки сигарету.

– Если в доме осталось вино, – сказал он подошедшему Каю, – я выпил бы стаканчик.

Тот с хрустом размял кости. Принеся другу графин и кусок копченого мяса, Кай без особых усилий выбросил из грузовика бочку с бензином, закатил ее в каретный сарай, потом в два рывка загнал «Форд» под навес и уселся на скамейку, откуда Больт безучастно наблюдал за всем происходящим.

– Я давно хотел спросить тебя, – произнес он, медленно, как старик, пережевывая мясо, – что ты должен был сделать… тогда?

– Я должен был убить ее, – спокойно ответил Кай. От его рук остро пахло бензином. Больт повернул голову и несколько минут смотрел на пламенеющие розы в цветнике.

– Но ты не смог этого сделать, – его тон был утвердительным, – и до сих пор считаешь, что тебя сочли слабым.

Кай не ответил. Он знал, что все было именно так, но не хотел себе в этом признаваться. Он знал, что мог убить Валерию в ту минуту, когда увидел ее в каюте субмарины, и не было бы всех этих терзаний, измучивших его за последние месяцы. Он ничего не сделал, вновь оказавшись флюгером, живущим лишь волей ветра, и теперь лгать стоило до конца.

– Одиночество, – Кай шмыргнул носом, – и разочарование делают человека невосприимчивым к силе и слабости. – И, резко поднявшись, зашагал к сараю.

– Чепуха, – сказал Больт ему в спину.

* * *

Кай не позволил себе долго спать – он встал уже в три часа пополудни, умылся ледяной водой, задумчиво погладил скрипящий щетиной подбородок и решил, что бриться не будет. Слегка обросшее лицо придавало мрачный вид, из глубины зеркала в спальню смотрел скуластый аскет с запавшими глазами и выдубленной на солнце коже. Кай усмехнулся самому себе, пригладил влажные волосы и выглянул в окно. Солнечное утро неожиданно обернулось пасмурным днем, окрестные вершины терялись в сизом тумане, – повисшая в воздухе сырость заставила Кая натянуть форменную куртку.